Иоанна Хмелевская - Бабский мотив [Киллер в сиреневой юбке]

— Значит, так, эта самая Агата Млыняк здорова как лошадь, но упорно симулирует нервное расстройство. И обострение случается каждый раз, как у неё ненароком вырвется что-нибудь лишнее. Между прочим, очень удобно, сразу становится понятно, когда она врёт, а когда говорит правду.

— Ты про враньё тоже рассказывай, — потребовал Бежан.

— Ясное дело. Я вообще все записал на кассету.

— Тайком?

— Ну что ты, в открытую! Не хватало мне потом неприятностей. Млыняк не протестовала, ей начхать. Так вот, её не было в стране два года, она сидела в Канаде, а тем временем началась эта травля Борковской. Первого этапа Млыняк в подробностях не знает. Когда она вернулась, Борковская уже просто места себе не находила от злости, буквально бесилась. Как раз в те дни она разводилась с мужем и вылетела из прокуратуры, но держалась молодцом, убиваться не стала, немедленно занялась новым делом, влезла в журналистику. Умница, по натуре упорная, писать умеет как мало кто, тему знает отлично, а зарабатывать стала даже больше. Она понятия не имела, кому и зачем понадобилось её компрометировать, плевать она хотела и выкинула эту проблему из головы. Это, так сказать, общее враньё, подробности на кассете. Понимаешь, Борковская бесилась, но одновременно ей было все до фонаря, ха-ха!

— А правда?

— Потерпи. Сначала расскажу про покойницу. Вторую Борковскую Млыняк никогда не видела и ничего о ней не знает. От первой Борковской Млыняк слышала о двойнике, однако ей не известно, является ли этим двойником наша покойница, но предполагает, что так оно и есть. В конце концов, мы же оглушили её сообщением о смерти лучшей подруги. И откуда у них (то есть у нас) такие глупости в башке, ну и так далее. Знакомые у Млыняк, разумеется, есть, она не немая, со всеми разговаривала, сплетничали все очень немного, к тому же не об убитой жертве, а о романах Борковского…

И как раз в этот момент Млыняк схватилась за сердце и принялась демонстративно жрать пилюли.

— Погоди-ка! — встрепенулся Бежан. — А что общего у Борковского с этой историей? Он что, спал с покойной?

— Ну что ты, не тот уровень! Он со шлюхами не якшается. Но очень подозрительно, когда баба, с виду как цветущая роза, внезапно начинает корчить из себя умирающего лебедя.

— Что это ты в биологию ударился?

— Не знаю. Впрочем, она сразу же прекратила валять дурака. А я пристал как репей: с кем Борковский шашни крутил? Если что-то слышала, то пусть скажет от кого. Она мне и отвечает: мол, не помню, мол, склероз, мол, полная амнезия, да какой-то случайный знакомый что-то говорил.

В конце концов правда все-таки восторжествовала и она проговорилась, что рассказывал некий Юречек, приятель брата. Вообще-то Млыняк эта на кретинку не похожа, просто врать не умеет. Поняла, что от брата я про Юречка могу и сам все узнать, поэтому быстренько предпочла все вспомнить самостоятельно. Глотнула, правда, какой-то отравы из чёрного пузырька и за сердце немного похваталась. Полное имя этого Юречка — Ежи Капильский, адреса она не знает, причём сказала это с явным удовольствием, значит, действительно не знает. Вроде бы случайно встретились на улице после долгих лет. Где этот Юречек работает, Млыняк не спрашивала, но у неё на лице было написано, что она думает про нас…

— И что она думала?

— Что мы ленивые и недоразвитые кретины и не дотумкаем поинтересоваться у её брата, где работает Юречек.

— А как фамилия брата?

— Тоже Млыняк. Кизимеж Млыняк, улица Злота, шестьдесят пять, квартира двадцать восемь. Я успел все это проверить по телефону, побеседовал с домработницей. Да, говорит, у хозяина есть сестра, зовут Агата, и она Агату хорошо знает. Я не верю в такое страшное стечение обстоятельств, чтобы мы по второму разу попали на двойника!

— Ну хорошо, под вечер заскочишь туда.

— Ясное дело. Погоди! Откуда, спрашиваю, кореш братца знает о романах Борковского?

Тут Агата Млыняк снова принялась жрать таблетки, по-моему обычную аскорбинку, а потом заявила, что не помнит. Что она, мол, пошла с Юречком попить пивка, может, там было и что-нибудь покрепче, потому что подробности начисто выветрились у неё из головы. И вообще её болтовню не стоит принимать в расчёт, она, дескать, и дурочка, и страшно забывчивая, и все вечно путает. По её мнению, Борковская, работая в прокуратуре, пересажала всяких злодеев обоего пола просто немерено, и если какой-то гад или какая-то гадина начала ей мстить, то ничего удивительного. Другого объяснения всей этой свистопляске не существует. Может, даже сама покойница стараниями Барбары пошла мотать срок, а если не она, то какой-нибудь её ухажёр. Но почему жертву убили, Млыняк не знает. Нет у неё знакомств в преступной среде.

— И все?

— Ничего больше ни за какие сокровища она не смогла вспомнить.

— А насчёт развода Борковских?

— А, это тоже есть на кассете. В двух словах так: Борковский — дурень мирового класса, и с самого начала Млыняк знала, что это плохо кончится. Ему, фанфарону глупому, вместо жены нужна обожающая его кухарка, а не работающая интеллигентная женщина. Млыняк считает, что с травлей Борковской её бракоразводная история ничего общего не имеет. И так уверенно это заявила, что сразу стало ясно: врёт и не краснеет.

— Пока нам не отдали блокнот, давай послушаем кассету, — распорядился Бежан.

Кассета оказалась форменной золотой жилой и замечательным источником выводов, которые, понятное дело, требовалось проверить, но собранного материала оказалось столько, что в конце безнадёжного туннеля следователи увидели слабый лучик света.

— Обе врут как по нотам, — прокомментировал Гурский. — В этом что-то есть, потому что зачем им врать? Не хочу настаивать на определённой версии, но причастность Борковской к убийству просто очевидна.

— Вот именно что слишком очевидна, — задумчиво возразил Бежан. — Такое впечатление, что обвинение Борковской в убийстве логический конец всей предыдущей травли. Не удалось расправиться с ней обычными сплетнями, так решили покончить таким образом. Кто её так ненавидит, черт побери?!

— И что эти бабы не хотят говорить правду? Выгораживают кого-то?

— Разве что наёмного убийцу?

Отксерокопированный блокнот наконец-то вернулся на стол Бежана. Компот там был страшный: одни фамилии зачёркнуты, другие помечены крестиком (должно быть, эти люди уже перекочевали в лучший мир), а остальные записи представляли мешанину личных и служебных знакомств, услуг всякого толка, начиная от косметички и гостиниц и кончая криминалистической лабораторией полиции. Часть этих людей Бежан лично знал: прокуратура, полиция, его собственный бывший начальник, который уже давно на пенсии, несколько фамилий, хорошо знакомых по телепередачам и публикациям в журналах, многочисленные представители преступной среды, а также внушительное количество свидетелей по уже закрытым делам. В общем и целом — четыреста тридцать восемь человек.

Бежан бросил взгляд на часы.

— Возьми второй телефон, — приказал он, — пока рабочий день не кончился, давай звонить по учреждениям. Прокуратура и пресса.

Может, кто-нибудь расскажет что новенькое…

Агата примчалась ко мне в полной панике.

— Я сделала вид, что померла, и на Старом Мясте за меня водит экскурсии та дура Дануся, — дрожащим голосом сообщила подруга с порога. — Она скомпрометирует страну, профессию и историю, на иностранных языках говорит как тяжелобольная корова с заячьей губой. Ладно, черт с ним, туризмом, у меня только что был мент! Слушай, я, похоже, натворила глупостей!

Если учесть, что я была о себе того же мнения, вести Агаты я восприняла достаточно спокойно.

— Садись, я тебе чего-нибудь дам выпить. Коньяка хочешь?

— Все равно что, хоть медный купорос! Я говорила все так, как мы условились, то есть не помню и не знаю, но, кажется, из этого вышло нечто непотребное. А он записывал на диктофон!

— Следователи всегда записывают. Я тоже так делала. С твоего согласия, естественно?

Агата рухнула в кресло у столика и жадно уставилась на бутылку с коньяком. Я поскорее вынула рюмки.

— С согласия. Я согласилась, потому что подумала, что отказ вызовет подозрения.

— Ты могла разнервничаться и начать заикаться, а потом извиниться, что при записи себя неловко чувствуешь, что ты не привыкла и так далее.

— Мне в голову не пришло врать с самого начала. Я предпочла симулировать нервное расстройство. Покойницы я не знаю, это чистая правда. Насчёт травли — настаивала, что это какой-нибудь твой бывший клиент из-за решётки, дескать, тебе мстили. Но этот тип такой хитрый…

Вообще-то говоря, он вполне симпатичный и производит хорошее впечатление. Будь я на десяток лет помоложе, я бы даже в него влюбилась. Но он так хитро расспрашивал, как бы между прочим, и в конце концов у меня вырвалось самое худшее!